Три гетьмана сидели за длинным дощатым столом, покрытым немного поеденной молью бархатной скатертью с кистями. Гетьман Очевидько, стыдливо кося в сторону, заплетал кисточки в косички, и на конце каждой повязывал двойной бантик. Двое других были анархисту незнакомы. Один в зеленом берете с облезлым пером, но с булавою тяжелой и усыпанной каменьями, второй – маленький, тщедушный и в скафандре. Поверх скафандра был выпущен шнурок со стандартным синим бейджем, прозрачным, в синих уголках. Слово «ГЕТЬМАН» было выведено на бейдже голубым маркером, последняя буква Н слегка потекла.
— Пан-товарищ-рядовой Матюкайленко, — строго сказал тот, что в скафандре, снимая прозрачный плексигласовый шлем и постукивая по нему костяшками, — так как, служить будем исправно?
— Тебе, что ль, стеклянная башка? – спросил анархист. – Я тебе пудель?
— Ты мне опора и надежда всего буквально народа, — сказал гетьман в скафандре – и обвел руками помещение, низкую закопченную землянку, где кроме него было только еще два гетьмана и один анархист.
— А по-моему, он пидарас, — сказал зеленый берет, поправил перо, которое норовило свиснуть на нос самым неприличным куриным образом, и добавил, — клянусь моим орлиным пером.
— Сам ты латентная девиация, — ответил Матюкайленко и показал зеленому берету неприличный жест.
— Хтоооо? – зеленый берет схватился за шаблюку и вскочил, опрокидывая стол, но потом быстро сел на место и отвернулся. Шаблюка была пластмассовая, нежно-зеленая, как стручок. А может, показалось.
— Вот это не пройдет, — сказал гетьман Очевидько. – Начальство надо уважать, старших – слушаться, на войне важнее всего выполнять приказы.
Зеленый берет рисовал что-то неприличное на скафандре своего сотоварища, и от противного скрипа розовенького фломастера анархист поморщился.
— Нервишки беречь надо, — продолжал Очевидько. – Ну ничего, устроим тебе медкомиссию на этот счет…может быть. Ты же знаешь, какой у нас строгий отбор. У него, — он кивнул на зеленый берет, – особенно.
— Эээ, я рассмотрел ваши предложения, — сказал анархист Матюкайленко. – Мне надо обдумать их. Я вам позвоню. В четверг. При условии наличия присутствия осадков.
Повисла пауза, липкая, как тягучки в сельмаге. Гетьманы переглядывались, тот, что в берете, сказал: «Вот пидарас», — и добавил к неприличной картинке последний штрих
— Слышь, — с великим почтением произнес наконец Очевидько, перекрывая утренние вопли петухов. – Четвертым будешь?
Но анархист уже просыпался.
